СТАТИСТИЧЕСКАЯ ИНТУИЦИЯ
 

Большая часть вышедшей недавно литературы по суждениям и интуитив ным размышлениям рассматривала ошибки, предубеждения и заблужде ния в разнообразии мыслительных задач (см., например, Einhorn & Hogart, 1981; Hammond, McClelland & Mumpower, 1980; Nisbett & Ross, 1980; Shweder, 1980; Slovic, Fischhof f & Lichtenstein, 1977; Tversky & Kahneman, 1974,1). Акцент на изучении ошибок является характерным для исследо вания суждений человека, но оно не уникально в этой области: мы исполь зуем иллюзии, чтобы понять принципы нормативного восприятия, и мы рассматриваем память, изучая процесс забывания. Однако ошибки рассуж дений уникальны среди когнитивных сбоев в двух существенных отноше ниях: Они несколько смущают, и их, по-видимому, избегают. Нас не беспо коит наша чувствительность к вертикально-горизонтальной иллюзии или наша неспособность запомнить ряд из более, чем 8 цифр. И наоборот, ошиб ки рассуждения часто приводят в замешательство - либо от того, что реше ние, которое мы были не способны найти, оказалось достаточно очевидным в ретроспективе, либо от того, что сделанная нами ошибка осталась привле кательной, хотя мы знаем, что это была ошибка. Многие текущие исследо вания суждений интересуются проблемами, которые имеют одну или дру гую из этих характеристик.

Наличие ошибки суждения демонстрируется сравнением ответов людей либо с установленным фактом (например, что две линии одинаковы по дли не), либо при помощи принятого правила арифметики, логики или статис тики. Однако, не каждый ответ, который оказывается противоречащим ус тановленному факту или принятому правилу, является ошибкой суждения. Противоречие может исходить также от неправильного понимания вопроса испытуемым или от неправильной интерпретации ответа исследователем. Описание определенного ответа как ошибки суждения, следовательно, вклю чает предположения о коммуникации между экспертом и испытуемым. (Мы вернемся к этому вопросу позже.) Изучающему суждение следует избегать чрезмерно строгих интерпретаций, которые трактуют разумные ответы как ошибки, равно как и снисходительных интерпретаций, которые пытаются рационализировать каждый ответ.

 

Хотя ошибки суждения являются еще и методом, посредством которого изучаются некоторые когнитивные процессы, этот метод стал значитель ной частью сообщения. Накопление демонстраций того, как умные люди нарушают элементарные правила логики или статистики, подняло сомне ния относительно описательной адекватности рациональных моделей суж дения и принятия решений. В течение двух десятилетий после Второй Ми ровой Войны несколько описательных трактовок реального поведения были основаны на нормативных моделях: теория субъективной ожидаемой пользы в анализах рискованного выбора, исчисления Байеса в исследова нии изменений в убеждениях и теория обнаружения сигналов в исследова ниях психофизиологических задач. Теоретический анализ этих ситуаций и, в гораздо меньшей степени, экспериментальных результатов, предложил образ людей как эффективных, почти оптимальных в принятии решений. На этом фоне наблюдения элементарных нарушений логических или ста тистических рассуждений кажутся неожиданными, и эта неожиданность, возможно, поддержала мнение о человеческом интеллекте, которое некото рые авторы критиковали как несправедливо негативное (Cohen, 1979,1981; Edwards, 1975; Einhorn & Hogart, 1981).

Существуют три связанные причины фокусировки на систематических ошибках и предубеждениях вывода в исследовании рассуждений. Во-пер вых, они показывают некоторые наши ограничения и предлагают способы улучшения качества нашего мышления. Во-вторых, ошибки и предубеж дения часто обнаруживают психологические процессы и эвристические про цедуры, которые руководят суждением и выводом. В-третьих, ошибки и заблуждения помогают составить карту интуиции человека, указывая, ка кие из принципов статистики или логики являются не-интуитивными или контр-интуитивными.

Термины интуиция и интуитивный использовались в трех различных смыслах. Во-первых, суждение называется интуитивным, если оно достиг нуто при помощи неформальной и неструктурированной модели рассужде ний, без использования аналитических методов или обдуманных вычисле ний. Например, большинство психологов следуют интуитивной процедуре в принятии решений относительно размера своих выборок, но применяют аналитические процедуры, чтобы проверить статистическое значение сво их результатов. Во-вторых, формальное правило или факт природы явля ется интуитивным, если он совместим с нашей непрофессиональной моде лью мира. Так, интуитивно очевидно, что вероятность выиграть приз в ло терее уменьшается с увеличением количества билетов, но контр-интуитив но, что есть хоть какой-то шанс, что группа из 23 человек будет включать двух человек, родившихся в один день. В-третьих, о правиле или процедуре говорят, что они являются частью нашего интуитивного репертуара, когда мы применяем правило или следуем процедуре в нашем обычном поведе нии. Правила грамматики, например, являются частью интуиции носите ля языка, и некоторые (хотя и не все) из правил линейной геометрии явля ются включенными в наше пространственное мышление.

 

Настоящая глава обращается к некоторым методологическим и концеп туальным проблемам, которые поднимаются при попытках составить карту интуиции людей относительно шанса и неопределенности. Мы начинаем с различных проверок статистической интуиции; затем мы обратимся к кри тике вопросно-ответной парадигмы в исследовании суждений; а закончим обсуждением не-интуитивного характеранекоторыхстатистических законов.

Задачи на статистическую интуицию

Ошибки и предубеждения суждений в условиях неопределенности являются основным источником данных для очертания границ статистической интуи ции людей. В этом контексте поучительно различать ошибки применения и ошибки понимания. Неудача в конкретной проблеме называется ошибкой применения, если есть свидетельство того, что люди знают и принимают пра вило, которое они не применили. Неудача называется ошибкой понимания, если люди не признают валидности правила, которое они нарушили.

Ошибка применения наиболее убедительно демонстрируется, когда че ловек самопроизвольно или с минимальной подсказкой хватается за голову и восклицает: "Как я мог это упустить?" Хотя многие читатели узнают этот опыт, подобное выражение эмоций не может идти в счет, и должны быть разработаны другие процедуры, демонстрирующие, что люди понимают пра вило, которое нарушили.

Понимание правила можно проверить (1) выявлением оснований для дей ствий испытуемых или (2) просьбой подтвердить утверждение (1) общего правила или (2) довода за или против конкретного заключения. Комбина ция этих характеристик дает четыре процедуры, которые мы сейчас проил люстрируем и обсудим.

Мы начинаем с неформального примера, в котором понимание правила подтверждается принятием или подтверждением довода. Один из нас пред ставил следующий вопрос игрокам в сквош.

Как вы знаете, играть в сквош можно либо до 9, либо до 15 очков. При сохранении всех остальных правил игры неизменными, если А - игрок лучший, чем В, какая из систем очков даст А лучший шанс на выигрыш?

Хотя все наши испытуемые обладали некоторыми знаниями по статис тике, большинство из них сказало, что система очков не имела бы никакой разницы. Затем их попросили рассмотреть довод, что лучший игрок предпочел бы более долгую игру, поскольку атипичный исход менее вероятен в большой выборке, чем в маленькой. С очень малым количеством исключе ний респонденты немедленно приняли довод и отметили, что их первона чальный ответ был ошибкой. Очевидно, наши испытуемые имели какое-то представление о овоздействии размера выборки на ошибки осуществления выборки, но они не смогли раскодировать длину игры в сквош как пример размера выборки. Тот факт, что правильное заключение стало неизбежны-мым, как только была установлена эта связь, показывает, что начальный ответ был ошибкой применения, а не понимания.

Более систематическая попытка диагностики природы ошибки была осу ществлена в исследовании феномена, обозначенного как эффект конъюнк ции (см. Главу 6). Возможно, самым элементарным принципом теории ве роятности является правило конъюнкции, которое утверждает, что вероят ность конъюнкции (А&В) не может превысить ни вероятность А, ни вероят ность В. Однако, как показывает следующий пример, возможно сконструи ровать задачи, в которых большинство судей - даже в высокой степени ис­кушенных - утверждает, что конъюнкция событий более вероятна, чем один из его компонентов.

Чтобы вызвать эффект конъюнкции, мы предоставили испытуемым опи сания людей, подобные помещенному ниже:

Линде 31 год, она не замужем, искренна и умна. Она занимается в основном философи ей. Будучи студенткой, она серьезно интересовалась вопросами дискриминации и со циальной справедливости, а также участвовала в антиядерных демонстрациях.

По одному варианту проблемы, респондентов спрашивали, которое из двух утверждений о Линде было более вероятно: (А) Линда - кассир в бан ке; (В) Линда - кассир в банке, который активно участвует в феминистском движении. В большой выборке статистически неискушенных студентов последнего курса 86% вынесли суждение, что второе утверждение более вероятно. В выборке выпускников-психологов только 50% допустили эту ошибку. Однако разница между статистически неопытными и опытными респондентами исчезала, когда эти два критических вопроса были внедре ны в список из восьми сравнительных утверждений о Линде. Более 80% обеих групп демонстрировали эффект объединения. Сходные результаты были получены внутригрупповом экспериментальном плане, по которому критические категории сравнивались косвенно (см. Главу 6).

Задачи подтверждения правила и подтверждения довода были использо ваны в попытке определения того, понимают и принимают ли люди прави ло конъюнкции. Сначала мы представили группе статистически необучен ных студентов колледжа несколько похожих на правила утверждений, ко торые они должны были классифицировать как правдивые и ложные. Ут верждение: "Вероятность X всегда больше, чем вероятность X и Y" было подтверждено 81% респондентов. Для сравнения, только 6% подтвердило утверждение "Если А более вероятно, чем В, то они не могут произойти оба".

Эти результаты показывают некоторое понимание правила конъюнкции, хотя подтверждение не единогласное, возможно, из-за абстрактной и нео бычной формулировки.

Также использовалась процедура подтверждения довода, в ходе которой респондентам дали описание Линды с последующими утверждениями (А) и (В) и попросили проверить, какой из следующих доводов они рассматрива ют как правильный:

(i) А более вероятно, чем В, потому что вероятность того, что Линда и кассир в банке и активная феминистка, должна быть меньше, чем вероятность того, что она кассир в банке.

(и) В более вероятно, чем А, потому что Линда похожа на кассира в банке, активно уча ствующую в феминистском движении, больше, чем на кассира в банке.

Довод (i), благоприятствующий правилу конъюнкции, был подтвержден 83% аспирантов-психологов, но только 43% статистически неопытных сту дентов. Обширные обсуждения с респондентами подтвердили эту модель. Статистически обученные респонденты немедленно признали валидность правила конъюнкции. Необученные респонденты, с дугой стороны, были гораздо менее впечатлены нормативными доводами, и многие остались при своих первоначальных ответах, которые не согласовывались с правилом конъюнкции.

К нашему удивлению, необученные испытуемые не глубоко понимаем правило конъюнкции; они были склонны подтверждать его абстрактно, но не тогда, когда оно противоречило сильному ощущению репрезентативнос ти. С другой стороны, статистически обученные испытуемые признали ва лидность правила и были способны применить его в особенно ясной пробле ме. Однако, статистическая искушенность не предотвращала появления эф фекта конъюнкции в менее ясных вариантах той же проблемы. В терминах настоящей трактовки, эффект конъюнкции оказывается ошибкой приме нения, по крайней мере, для более обученных испытуемых. Для более пол ного обсуждения этого вопроса.

В попытке описать статистичекую интуицию людей при различных уров нях обученности Нисбетт, Кранц, Джепсон и Фонг (Nisbett, Krantz, Jepson & Fong, Глава 32, этого издания) использовали процедуру извлечения, со гласно которой респондентам требовалось оценить и оправдать определен ные заключения и выводы, относящиеся к персонажам кратких рассказов. Исследователи наблюдали большие индивидуальные различия в понима нии основных статистических принципов, которые высоко коррелировали с уровнем статистической обученности. Естественно, статистическая инту иция зависит от ума, опыта и образования. Как и в других формах знания, то, что интуитивно для эксперта, часто не-интуитивно для новичка (см., например, Larkin, McDermott, Simon & Simon, 1980). Несмотря на это, не которые статистические результаты (например, совпадение дней рождения или смена "орлов" и "решек" в игре по подбрасыванию монет) остаются контр-интуитивными даже для изучающих теорию вероятности (Feller, 1968, с. 85). Далее, существуют свидетельства, что ошибки (например, про игрыш азартного игрока), которые обычно совершаются неопытными рес пондентами, можно также обнаружить у статистически обученных респон дентов при решении более тонких проблем (Tversky & Kahneman, 1971,2).

 

Метод выявления причин был также использован (Evans & Wason, 1976; Wason & Evans, 1975) в исследованиях логической интуиции в хорошо из вестной задаче четырех карточек (Wason, 1966). По стандартному вариан ту этой задачи, экспериментатор предъявляет четыре карточки, показывая А, Т, 4 и 7, и просит испытуемых показать карточки, которые следует пере вернуть, чтобы проверить правило: "Если карта имеет гласную букву с од ной стороны, она имеет четное число с другой". Правильный ответ - необхо димо проверить карты А и 7, поскольку нечетное число на одной карте или гласная буква на второй опровергли бы правило. Будучи поразительно не способными логически рассуждать, большинство испытуемых выбрали для осмотра карты А и 4 Нейзон и Эванс (Nason & Evans) исследовали различ ные варианты этой задачи и требовали, чтобы их испытуемые приводили причины или доводы своих решений по поводу того, осматривать или нет обратную сторону каждой из четырех карт. Исследователи сделали заклю чение, что доводы, которыми испытуемые оправдывали свои ответы, были всего лишь рационализацией, а не формулированием правил, которые дей ствительно руководили их решениями.

О другом свидетельстве неадекватного понимания людьми правил вери фикации сообщали Вазон (Wason, 1969) и Вазон и Джонсон-Лэирд (Wason и Johnson-Laird, 1970). Чтобы обеспечить "терапию", эти исследователи ста вили испытуемых перед последствиями их суждений и обращали внима ние испытуемых на непоследовательность их ответов. Эта процедура имела незначительное воздействие на последующее выполнение той же задачи. Взятые вместе, результаты наводили на мысль, что трудности людей в зада че верификации отражают недостаток понимания, а не применения.

 

Примеры, которые мы пока рассмотрели, включали подтверждение пра вил или доводов и выявление доводов, оправдывающих конкретный ответ. Мы не обсуждали процедуру описания респондентами релевантного прави ла, поскольку подобная проверка часто чрезмерно требовательна: мы мо жем приписать людям понимание правил, которые они не могут должным образом выразить.

 

Предпочитаемые процедуры для установления ошибок применения тре буют сравнения ответов людей в конкретном случае с их суждением о реле вантном правиле или доводе (McClelland & Rohrbaugh, 1978; Slovic & Tversky, 1974). Подтвердить ошибку применения можно также и при дру гих планах исследований. Например, Хемилл, Вилсон и Нисбетт (Hamill, Wilson и Nisbett, 1980) показывали испытуемым видеозапись интервью, якобы взятое у тюремного надзирателя. Половине испытуемых было сказа но, что мнения надзирателя (очень гуманного или довольно грубого) были типичны для тюремного персонала, тогда как другим испытуемым сказа ли, что отношения надзирателя были атипичны, и что он был либо намного более, либо намного менее гуманен, чем большинство его коллег. Затем ис пытуемые оценивали типичные отношения тюремного персонала по разно образным вопросам. Неожиданным результатом было то, что мнения, вы раженные атипичным надзирателем, имели почти такое же влияние на обоб щение, что и мнения, приписанные типичному члену группы. Очевидно, в этой модели суждения что-то не правильно, хотя невозможно описать лю бое конкретное суждение как ошибочное, и маловероятно, что многие из испытуемых осознали бы, что они не находились под влиянием информа ции о типичности надзирателя (Nisbett & Wilson, 1977). В этом случае и в других внутригрупповых исследованиях, явно благоразумно будет заклю чить, что была допущена ошибка применения, если межгрупповое сравне ние выдает результат, который большинство людей рассматривает как не прочный.

 

Мы определили ошибку применения как ответ, нарушающий валидное правило, которое индивид понимает и принимает. Однако часто сложно оп ределить природу ошибки, так как различные проверки понимания и при нятия правила могут давать различные результаты. Более того, одно и то же правило может нарушаться в одном контексте проблемы и не нарушать ся в другом. Задача верификации обеспечивает поразительный пример: ис­пытуемые, которые неправильно проверили правило "Если карточка имеет гласную букву с одной стороны, она имеет четное число с другой" не имели никаких сложностей с проверкой формально эквивалентного правила: "Если письмо с печатью, то на нем пятицентовая марка" (см. Johnson-Laird, Legrenzi & Sonino-Legrenzi, 1972; Johnson-Laird & Wason, 1977; Wason & Shapiro, 1971).

Эти результаты иллюстрируют типичную модель в изучении рассужде ний. Оказывается, что люди не обладают общим валидным правилом для проверки условных утверждений, иначе они решили бы задачу карточек. С другой стороны, они не слепы в отношении правильного правила, иначе они также не смогли бы справиться с задачей марки. Утверждение, что люди не обладают правильной интуицией, является, строго говоря, правильным, если под применением правила имеется в виду то, что ему всегда следуют. С другой стороны, это утверждение может вводить в заблуждение, посколь ку оно может навести на мысль о более общем дефиците, чем тот, который фактически наблюдается.

Некоторые заключения ранних исследований репрезентативности, ока зывается, имеют сходный статус. Было продемонстрировано, что многие взрослые не имеют общей валидной интуиции, соответствующей закону больших чисел, роли базовых значений в выводе Байеса или принципам регрессивного прогнозирования. Но не обязательно, что каждая задача, для которой они будут релевантны, будет решаться неправильно, или что пра вила не могут оказаться неустойчивыми в особых контекстах.

 

Свойства, которые делают формально эквивалентные проблемы легки ми или трудными для решения, оказываются связанными с умственными моделями, или схемами, которые эти проблемы вызывают (Rumelhart, 1979). Например, оказывается легче увидеть релевантность "не-g" в "р под разумевает q" в схеме контроля качества (Они забыли наклеить марку на письмо, скрепленное печатью?), чем в схеме подтверждения (Подразумева ет ли отрицание заключения отрицание гипотезы?). Оказывается, что про цесс действительного рассуждения схематично или содержательно ограни чен таким образом, что различные операции или правила вывода доступны в различных контекстах (Hayes & Simon, 1977). Следовательно, рассужде ние человека не может быть адекватно описано в терминах содержательно-независимых формальных правил.

Проблема выявления границ статистической или логической интуиции далее усложняется возможностью достичь в высокой степени непредвиден ных заключений серией высоко интуитивных шагов. Именно этот метод с большим успехом использовал Сократ, чтобы убедить своих неопытных уче ников в том, что они всегда знали истину, которую он лишь заставил их об наружить. Следует ли любые заключения, которых можно достичь серией интуитивных шагов, рассматривать как интуитивные? Брейн (Braine, 1978) обсуждал этот вопрос в контексте дедуктивных рассуждений и предложил в качестве проверки непосредственность: утверждение интуитивно только тогда, когда его истинность является непосредственно данной, и если она подтверждается одним шагом.

 

Вопрос сократовых намеков точно не трактовался в контексте суждений в ситуациях неопределенности, и нет правил, которые отличают справед ливые проверки интуиции от изобретательных загадок, с одной стороны, и сократовых инструкций - с другой. Представьте, например, как Сократ мог учить своего ученика давать правильный ответ на следующий вопрос:

"В какой больнице, - большой или маленькой, - будут чаще отмечаться дни, когда бо лее 60% новорожденных будут мальчиками?"

Это сложный вопрос для студентов Стэнфорда (Kahneman & Tversky, 1972, с. 441, 3), но правильный ответ может быть извлечен в серии легких шагов, возможно таких:

"Не согласитесь ли вы, что дети, рожденные в конкретной больнице за конкретный день, могут рассматриваться как выборка?"

"Совершенно верно. А теперь, одинаково ли вы уверены в результатах большой выбор ки и маленькой?"

"В самом деле. Не согласитесь ли вы, что ваша уверенность больше в выборке, которая с меньшей вероятностью будет ошибочной?"

 

"Конечно, вы всегда это знали. Не скажете ли вы мне сейчас, какова пропорция маль чиков в совокупности детей, которую вы рассматриваете как ближайшую к идеалу ис тины?"

"Мы опять согласны. Разве это не означает тогда, что день, когда родилось более 60% мальчиков, значительно удален от идеального?"

"Таким образом, если вы уверены в выборке, разве вам не следует ожидать, что она скорее обнаружит правду, чем ошибку?" И т.д.

Сократова процедура - это очень неуклюжий способ направления рес пондента к желаемому ответу, но есть и более тонкие способы достижения той же цели. Фишхофф, Словик и Лихтенштейн (Fischhoff, Slovic и Lichtenstein, 1979) показали, что испытуемые становятся чувствительны ми к базовым значениям и надежности свидетельства, когда они сталкива ются с последовательными проблемами, отличающимися только по этим критическим переменным. Хотя эти исследователи не получили эффекта размера выборки даже внутригрупповом экспериментальном плане, подоб ные эффекты были получены Эвансом и Дюзуаром (Evans и Dusoir, 877) и Бар-Хиллел (Bar-ffillel, 1979) с более ясной формулировкой и более предель ными исходами по выборке.

Намек, обеспеченный параллельными проблемами, может привести к тому, что испытуемые присвоят переменной значение, являющееся ирре-левантным правильному ответу: Фишхофф и Бар-Хиллел (1980а) продемон стрировали, что респонденты были чувствительны к иррелевантной инфор мации о базовом значении, если это была лишь единственная переменная, различающая набор проблем. В самом деле, испытуемые склонны верить, что любое свойство данных, которое систематически изменяется, является релевантным правильному ответу. Внутригрупповые проекты связаны с многозначительными проблемами интерпретации в нескольких областях психологических исследований (Poulton, 1975). В исследованиях интуиции они обязаны вызывать эффект, который они намереваются проверить.

К вопросу об ограничениях вопросно-ответной парадигмы

В предыдущем разделе мы указали на возможность того, что внутригруп повые планы и сократовы намеки могут подталкивать исследуемой интуи ции. В действительности проблема намного шире. Большинство исследова ний по суждениям в ситуации неопределенности и по индуктивным выво дам проводилось в разговорной парадигме, при которой испытуемым предъявляется информация, и их просят ответить на вопросы или оценить значения, устно или письменно. В этом разделе мы обсудим некоторые слож ности и ограничения, связанные с этой вопросно-ответной парадигмой.

Использование коротких вопросников, заполняемых случайно мотиви рованными испытуемыми, часто критикуется на том основании, что испы туемые действовали бы иначе, если бы отнеслись к ситуации более серьез но. Однако свидетельства показывают, что ошибки рассуждения и выбора, которые были первоначально установлены в гипотетических вопросах, не ликвидируются предъявлением более основательных стимулов (Grether, 1979;Grether & Plott, 1979; Lichtenstein & Slovic, 1971, 1973; Tversky & Kahneman, 1981). Гипотетические вопросы являются подходящими тогда, когда люди способны предсказать, как бы они отвечали в более реалистич ной обстановке, и когда у них нет никаких мотивов для лжи в своих отве тах. Это не говорит о том, что поощрения и стимулы не воздействуют на суж дения. Скорее, мы утверждаем, что ошибки рассуждения и выбора не исче зают с присутствием поощрений. Ни газеты, ни исследование прошлых по­литических и военных решений не поддерживают оптимистического взгля да, что рациональность преобладает, когда ставки высоки (Janis, 1972; Janis & Mann, 1977; Jervis, 1975).

 

Возможно, более серьезный интерес в отношении вопросно-ответной па радигмы состоит в том, что мы не можем безопасно предположить, что "эк спериментальные разговоры", в которых испытуемые получают сообщения и отвечают на вопросы, будут имитировать выводы, которые люди делают при обычном взаимодействии со средой. Хотя некоторые суждения в повсед невной жизни являются ответом на точные вопросы, многие не являются таковыми. Более того, разговорные эксперименты во многом отличны от обычного социального взаимодействия.

Интерпретируя ответы испытуемых, экспериментаторы находятся в ис кушении предположить, (i) что вопросы только лишь выявляют у испытуе мых открытые выражения мыслей, которые возникнут у них самопроиз вольно, и (и) что вся информация, данная испытуемому, включена в экспе риментальное сообщение. С точки зрения испытуемого ситуация выглядит несколько иначе. Во-первых, вопрос, который задает экспериментатор, мо жет возникать не самопроизвольно в ситуации, которую эксперт имитиру ет. Во-вторых, испытуемого обычно интересуют многие вопросы, которые экспериментатор никогда и не думал задавать, такие как: Существует ли правильный ответ на этот вопрос? Ожидает ли экспериментатор, что я его обнаружу? Вероятно ли вообще, что очевидный ответ правилен? Дает ли вопрос какие-либо намеки на ожидаемый ответ? Что определило отбор ин формации, предоставленной мне? Может ли часть ее быть иррелевантной, чтобы ввести меня в заблуждение, или вся она релевантна? Единственный открытый ответ, наблюдаемый экспериментатором, определяется частич но ответами испытуемого на эту группу подразумеваемых вопросов. И экс периментальное сообщение является лишь одним из источников информа ции, которую использует испытуемый для генерации как открытых, так и скрытых ответов (Огпе, 1973).

Вслед за лекциями Грайса Вильяма Джеймса в 1967 году (Grice, 1975), большой массив литературы по философии, лингвистике и психолингвисти ке имел дело с вкладом принципа кооперативности в значение изречений (для справок см. Clark & Clark, 1977). Согласно этому принципу, слушатель в раз говоре имеет право предположить, что говорящий старается быть "информа тивным, правдивым, релевантным и понятным" (Clark & Clark, 1977, с. 560). Грайс составил список нескольких принципов, которым обычно будет следо­вать кооперативный говорящий. Например, принцип количества запрещает говорящему говорить то, что слушатель уже знает или мог бы легко понять из контекста или оставшейся части сообщения. Именно по этому принципу ут верждение "Джон пытался убрать в доме" выражает, что попытка была бе зуспешной: Слушатель может предположить, что успешная попытка была бы описана более простым предложением: "Джон убрал в доме".

 

Испытуемые приходят на эксперимент с опытом кооперативное™ в раз говоре, полученным в течение всей жизни. Они обычно ожидают увидеть кооперативного экспериментатора, хотя это ожидание часто ошибочно. Предположение кооперативное™ оказывает много еле уловимых эффектов на интерпретацию испытуемых предоставляемой им информации. В осо бенности, оно делает исключительно сложным для экспериментатора ис следование эффектов "иррелевантной" информации. Поскольку представ ление иррелевантной информации нарушает правила разговора, вероятно, испытуемые ищут релевантность в любом экспериментальном сообщении. Например, Тейлор и Крокер (Taylor и Crocker, 1979) комментировали факт, что впечатления испытуемых о человеке находились под влиянием утвер ждений, которые истинны для всех, например, "Марк скромен в отношени ях со своими профессорами". Но вывод испытуемых о том, что Марк необы чайно скромен, может быть оправдан убеждением, что кооперативный экс­периментатор не включил бы полное избыточное утверждение в описание личности. Сходные вопросы поднимаются в других исследованиях (напри мер, Kahneman & Tversky, 1973; Nisbett, Zukier & Lemley, 1981), которые исследовали воздействие иррелевантной и ненужной информации.

Роль предположений, заложенных в вопросе, была проиллюстрирована Лофтусом и Пальмером (Lof tus и Palmer, 1974), которые показали, что сви детели давали более высокую оценку скорости машины, когда их спраши вали "Как быстро ехала машина, когда она разбила вдребезги другую ма шину?", чем когда вопрос был "Как быстро ехала машина, когда она удари ла другую машину?". Использование в вопросе слова разбила подразумева­ет, что задающий вопрос, если он откровенен и кооперативен, убежден, что машина ехала быстро.

Нормативный анализ подобного вывода может быть разделен на две ста дии проблемы, (i) Должен ли свидетель находиться под влиянием вопроса, формируя личное мнение относительно скорости машины? (ii) Должен ли свидетель находиться под влиянием вопроса, формулируя общественную оценку? Ответ на (i) должен быть положительным, если вопрос выражает новую информацию. Ответ на (ii) менее ясен. С одной стороны, кажется не подходящим для ответа, если он вторит информации, содержащейся в воп росе. С другой стороны, от кооперативного свидетеля ожидают, что он даст наилучшую возможную оценку, отвечая на вопрос о количестве. Что же делать свидетелю, если на эту оценку только что повлиял вопрос? Следует ли ему ответить: "Перед тем, как вы спросили меня, я думал, что..."? Каки ми бы ни были нормативные достоинства случая, свидетельства показыва ют, что люди часто неспособны изолировать прошлые мнения от настоящих или оценить вес факторов, оказавших воздействие на их взгляды (Fischhof f,1977b; Goethals & Reckman, 1973; Nisbett& Wilson, 1977; Ross & Lepper, 1980).

 

Наше исследование привязки (Tversky & Kahneman, 1974, 1) далее ил люстрирует силу едва уловимых предположений. В одном исследовании мы просили группу испытуемых оценить вероятность того, что население Тур ции было больше, чем 5 млн, а другую группу мы попросили оценить веро ятность того, что население Турции было меньше, чем 65 млн. Следуя этому заданию, две группы записали свои наилучшие догадки относительно насе­ления Турции; средние оценки были 17 и 35 млн, соответственно для групп, которым представили низкие и высокие привязки. Эти ответы могут быть также рационализированы предположением, что значения, которые появ ляются в вопросах о вероятности, не слишком далеки от правильных.

Мы доказывали, что эффекты предположения иногда могут быть оправ даны, поскольку нет ясного разграничения между предположением и ин формацией. Однако важно отметить, что люди не принимают предположе ния, потому что так нужно. Во-первых, они обычно не знают, что на них повлияло предположение (Loftus, 1979; Nisbett & Wilson, 1977). Во-вторых, сходные эффекты предположения наблюдаются даже тогда, когда респон денты не могут основательно верить, что привязка, данная им, несет инфор мацию. Испытуемые, которым требовалось дать оценки количества, регу лируя вверх или вниз от случайно генерированного значения, демонстри ровали сильное проявление эффектов привязки (Tversky & Kahneman, 1974, 1). Но неспособность предполагать, как таковая, является беспокойством, а явная неспособность отвергать - неинформативные сообщения.

Когда испытуемым требуется указать свой ответ, выбрав ответ из списка или построив распределение вероятности по данному набору альтернатив, выбор категорий экспериментатором может быть информативным. Лофтус (Loftus, 1979) показал, что респонденты сообщали о гораздо большем коли честве случаев головной боли в неделю, когда шкала ответов была выраже на как 1-5, 5-10,10-15ит.д., чем когда шкала была выражена как 1-3, 3-5, 5-7 и т.д. В этом случае шкала могла законно влиять на границы того, что должны называть головной болью. Даже когда такие повторные интерпре тации не являются возможными, можно ожидать, что испытуемые пред почтут среднюю часть области распространения в своих оценках количе ства и построят субъективное вероятностное распределение, в котором каж дая категория определена неявной вероятностью (Olson, 1976; Parducci, 1965).

Предположения, подразумеваемые опросником, могут также вносить вклад в результаты, наблюдавшиеся Фишхоффом, Словиком и Лихтенш тейном (1978), которые просили неопытных испытуемых и опытных авто механиков оценить вероятность различных неполадок, которые могут быть причиной нарушений в запуске машины. Они обнаружили, что оцененная вероятность категории "все другие проблемы" была достаточно нечувстви­тельна к полноте списка и едва увеличилась, когда основной фактор (на пример, вся электрическая система) был удален из списка.

 

Даже едва уловимые и косвенные ключи к разгадке могут быть эффектив ны. В недавнем исследовании мы дали испытуемым следующую информа цию: "Мистер А - кавказец, 33 лет. Он весит 190 фунтов". Одну группу испы туемых попросили угадать его рост. Другие испытуемые также пытались до гадаться о его росте, после того, как сначала пытались догадаться о размере его талии. Средняя оценка была значительно выше в первой группе, пример но на один дюйм. Мы подозреваем, что испытуемые, сначала оценивавшие размер талии приписали большую часть веса мистера А его обхвату, чем это сделали испытуемые, которые только лишь угадывали его рост.

Мы заключаем, что разговорный аспект исследований суждений заслу живает более тщательного рассмотрения, чем он получил в прошлых иссле дованиях, включая наше собственное. Мы не можем всегда предполагать, что люди сделают или должны сделать тот же вывод, наблюдая факт и слу шая сообщение об этом же факте, потому что правила разговора, которые регулируют коммуникацию между людьми, не применимы к информации, которая получена из естественного наблюдения. Часто трудно задавать воп росы, не давая (полезных или вводящих в заблуждение) ключей относитель но правильного ответа и не выражая информации об ожидаемом ответе. Обсуждение родственного нормативного вопроса, касающегося интерпре тации-свидетельства, включено в исследование Бар-Хиллел и Фолк (Ваг-HillelnFalk, 1980).

 

Естественно, вероятно, что факторы предубеждения, упомянутые нами, будут оказывать наибольшее воздействие в ситуациях высокой неопреде ленности. Испытуемые не будут придавать много значенияинтерпретаци-ям разговорного отношения экспериментатора, если они будут противоре чить уверенному знанию правильного ответа на вопрос. Однако, в области, где было проведено большинство исследований суждений, изменения раз говорного контекста могут воздействовать на процесс рассуждения так же, как и на наблюдаемый ответ.

Ошибки суждения: положительный и отрицательный анализ

Часто полезно различать положительную и отрицательную стороны оши бок суждения. Положительный анализ концентрируется на факторах, ко торые производили частично неправильный ответ; отрицательный анализ объясняет, почему не был дан правильный ответ. Например, положитель ный анализ ошибки ребенка в задаче Пиаже пытается обозначить факторы, которые определяют ответ ребенка, такие как относительная высота или пло щадь поверхности двух контейнеров. Отрицательный анализ того же пове дения сфокусировался бы на препятствиях, которые помешали ребенку получить и понять сохранение объема. В исследовании суждений в ситуа циях неопределенности положительный анализ касается эвристики, кото рую используют люди в суждениях, оценках и предсказаниях. Отрицатель ный анализ связан со сложностями понимания и применения элементарных правил рассуждения. В случае ошибки понимания отрицательный ана лиз фокусируется на препятствиях, которые мешают людям открыть реле вантное правило самим или принять простые его объяснения. Отрицатель ный анализ ошибки применения стремится идентифицировать способы, при которых кодирование проблем может скрывать релевантность правила, ко торое известно и принято.

​